Революция на местах

В ночь с 24 на 25 октября 1917 года по старому стилю в рабочем посёлке при заводе товарищества Кольчугина, Владимирская губерния, красногвардейцы обезоружили милицию, полуроту солдат охранявшую военнопленных, заняли почту и вокзал. Революционный комитет взял власть в свои руки. Вооруженных столкновений не было.

Незадолго до

В стране, и крохотной ее части – нашем рабочем поселке – двоевластье. Но такое… специфическое. В Советах рабочих депутатах пока большинство не у большевиков, и вообще не у РСДРП, а у эсеров, во главе с председателем И.С. Нефедовым. Так что еще в 6 сентября на очередном митинге была принята резолюция:

” Петроград – министру – председателю Керенскому

Рабочие и служащие Кольчугина в количестве 10000 человек, приветствуют Вас, как стойкого борца за Свободу, выражают полную готовность положить свою жизнь для защиты Революции и свободы”

Очень революционно-сознательно и лояльно получилось.

Руководство большевиков – И.С. Смирнов, Г.Е. Бадаев, В.И. Давыдов – кадры не местные , зато чрезвычайно опытные, на баррикадах 1905 года стояли , на завод приехали в июне 1917-го, и вначале не имели большого влияния.

Но уже в августе, в театре-чайной (сегодняшний большой зал ДК) Смирнов предложил собравшимся определиться: кто за большевиков – налево, кто против – направо. Вспоминали ли при этом традиции французских якобинцев или евангельскую притчу про агнцов и козлищ неведомо, но противники оказались в меньшинстве и покинули зал.

Председатель совета, главный эсер Нефедов, публично порвал свой партийный билет и перешел налево, став замом Смирнова, в обновленном, уже полностью большевистском органе власти.

Этот новый, большевистский Совет не спрашивая никаких разрешений у правления, разместился в трехэтажном здании красного кирпича (сейчас – ул. Ленина.15, старый корпус ОВД), тут же был организован штаб красной гвардии и оружейный склад.

Национализация, которой не было

Казалось бы, очевидно: прогнали министров-капиталистов, освободили пролетариат от собственных цепей и передали производство в его рабочие руки. Но в реальности все закрутилось по-другому.

После Великой Октябрьской Социалистической революции собственник заводов товарищества Кольчугина остался прежним. Вплоть до марта 1918 года, все 2200 паев монопольно принадлежали Русско-Азиатскому Банку, тому же самому, что и Путиловские заводы. 72% процентов капитала банка – французские.

Но завод, всецело ориентированный на военные заказы, с выходом Советской Республики из Первой Мировой войны стал владельцам просто неудобен, как чемодан без ручки.

Склады были затарены нереализованной оборонной продукцией, сбыта которой уже не находилось, а гражданский рынок стагнировал. Кому нужна новая посуда, когда из нее нечего есть? В разоренной стране резко ухудшились снабжение и логистика, совершенно расстроилась денежная система. Работники даже не бастовали, а просто массово не выходили на работу.

«Нет, такой актив нам не нужен», – рассудили французские ростовщики. Тем более, достался он практически на халяву – царское правительство с началом войны реквизировало предприятие у подданных кайзера – братьев Вогау, в пользу союзников. Новый владелец снял все сливки на оборонных заказах. Для примера – только за 1916 год чистая прибыль товарищества Кольчугина составили 13 миллионов рублей (примерно 20 млрд. современных по золотому эквиваленту).

Война не может продолжаться вечно, и часть средств можно было пустить на неизбежную конверсию производства, финансовую подушку переходного периода. Можно, но кому это нужно, тем более в условиях полной политической неопределенности?

Поэтому владельцы приняли решение о ликвидации предприятия.

Демократическая ликвидация

Завод закрыли не просто так, а самым что ни на есть демократическим путем, с одобрения общего собрания работников.

Убедить рабочих перерубить сук под собой оказалось не очень сложно. Правление объявило, что может гарантировать выходное пособие в размере двух окладов только в самое ближайшее время, а затем – как уж получится. Эквивалент нескольких пудов хлеба, сразу, на руки – очень весомый аргумент. Тем более что чистых пролетариев, у которых вообще ничего, кроме своих рабочих рук нет, на заводе не более трети. Большая часть рабочих – со своими приусадебными хозяйствами, считали, что имеют личную «подушку безопасности».

План владельцев сработал. Напрасно беспартийный инженер Евгений Деричей с малочисленной группой единомышленников пытался образумить участников собрания. Уговорить продолжить работу. В середине марта завод был закрыт подавляющим большинством голосов общего собрания.

Роль лидеров местных большевиков при голосовании почему-то так и не прописана ни в газетах той поры, ни в мемуарах Деричея. Могли ли они ратовать за продолжение работы на эксплуататоров? Почему так и не прозвучали требования национализации предприятия, при том что, например, на Путиловском заводе в Питере она уже завершилась, нам так и неизвестно.

Тощие приусадебные наделы, разумеется, не могли прокормить даже тех, у кого они были. Привычных кольчугинцам «калымов на стороне», в разоренной стране тоже не стало, в том числе и в Москве. Запасы кончились быстро, и начался реальный голод. Осенью 1918 года завод был вновь открыт – разгоревшаяся гражданская война потребовала латунный прокат для боеприпасов. Во многом перезапуск производства стал возможен за счет сохранившихся на предприятии запасов сырья и полуфабрикатов. Но голод продолжался еще четыре года, потому как приличным заработком за смену считалась уже буханка хлеба.

Впереди было постепенное восстановление производства. Налаживание выпуска крылатого металла – Кольчугалюминия. Но это уже другая история.

Впервые опубликовано в газете “Кольчугинские Новости”